Заметив вспыхнувшую лапу, протагонист напрягся, но инстинктивно его ноги сами сделали шаг назад, отступая. Даже сейчас он всё ещё не хотел сражаться.
Однако методов разрешить ситуацию мирно оказывалось решительно недостаточно: никто не хотел пойти другому навстречу, чтобы сгладить конфликт, и, как следствие, ситуация стремительно выходила по спирали к насилию. На мгновение Джим задумался, что можно было просто пропустить Бивира к Манчлаксу с едой, и тогда они, скорее всего, подерутся между собой, освобождая путникам ещё пару рук, но этот результат путешественника тоже не устраивал. Уж лучше пусть дерутся с ним, чем с кем-то другим, да…?
---------------
Нелюбовь шахматиста к боям уходила корнями в систему ценностей, что это был "варварский" метод решения. Однажды в детстве его пнул Мачок, и Джиму тогда очень хорошо запомнилось как в слезах он лежал мучительно долго, скрюченный на земле, пытаясь отдышаться. Это чувство тогда ему совсем не понравилось. Получать тумаков и пенделей было больно. Поэтому он не хотел причинять эту боль другим и не понимал, как покемонам могло нравиться сражаться. Их ведь заставляют тренеры, да? Тренеру удобно приказывать, когда это не его бьют! Так, одно за другим, он проникся неприязнью ко всему ремеслу в целом и решил, что вообще не хочет быть тренером.
Что ему нравилось - так это путешествия. С самых ранних лет он с восхищением следил за новыми дорогами и речкам. А куда они ведут? А откуда? А что находится дальше? А ещё дальше? Так, маршрут за маршрутом, речка за речкой, он исходил пешком весь регион, повстречав по пути немало самых удивительных созданий. Встречались и такие, которые были настроены агрессивно и с кем не получалось найти общий язык, в основном потому, что людям было сложно понимать, что говорят покемоны. Постепенно Джим приходил к мысли, что путешествовать по таким глухим местам, какие ему нравились, одному было опасно. Он должен был научиться хотя бы базово себя защищать. Но физические упражнения совсем ему не давались. Джим плохо бегал и прыгал. Значит, нужно было оружие! Вот только полноценное оружие, созданное, чтобы причинять другим боль, тоже находило в нём неприязнь. Нет, тут нужно было что-то... полезное, из обихода, что и так всегда было под рукой, но заодно можно было бы при случае использовать и для самозащиты. Совсем хорошо было бы, если бы этот предмет мог удерживать противников на удобном ему расстоянии, потому что для ближнего боя Джим был слишком хилым, а для дальнего боя он плохо стрелял…
Мысль о зонтике пришла к нему неожиданно, в самый жаркий день из возможных, когда от жары кружилась голова. Чтобы не получить тепловой удар, нужны были срочно вода и тень, но в каменистых полях Meteor Falls, где он оказался, не было никакой надежды спрятаться от солнца. Тогда он и вспомнил про зонтик, который всегда носил с собой, но так не любил открывать от дождя. Позже он идеально подошёл укрыться и от стаи вылетавших из входа в пещеру Зубатов. Так, постепенно, Джим учился орудовать зонтиком и защищаться.
Годами позже, гибель друга оказалась ударом, от которого зонтик уже не мог его защитить. Невыносимые гнетущие чувства не находили места в прекрасной и понятной картине, которую себе построил герой. Боль была куда хуже, чем когда его пнул Мачок. И если в тот раз острая боль постепенно затихала, то в этот раз она становилась только сильней, разъедая его изнутри. Счастливые воспоминания и истории вместе, которыми герой так бережно дорожил и которым любил придаваться, выворачивали его наизнанку. В один миг все его с таким трудом накопленные с другом богатства превратились в смертельный яд, который не давал думать ни о чём другом. Джим не знал, что с этим делать. Мама всегда была занята на работе, а кроме неё в его жизни обратиться больше оказалось и не к кому. Невыносимая боль, бездонная обида, полное разочарование и муки от собственного бессилия душили его, не находя выхода. Дни сменялись, но чувства бессилия и обречённости только усиливались. Чем больше он думал, как мог бы поступить и что нужно было сделать, чтобы предотвратить трагедию, тем глубже утопал в ненависти к себе, пока память услужливо подбрасывала всё новые и новые моменты, в которых Джим поступал не так, как хотел. И чем больше он думал, тем больше убеждался, что маленькие и большие грехи с окружающими дичайшего его мучили. Это и было раскаяние? Нет, это было больше похоже на ад. За зияющей пустотой в его жизни все другие ощущения постепенно тухли и терялись. Иногда он больше не мог даже разобрать за постоянными размышлениями, вспоминал ли он что-то или ощущал на самом деле. Был ли он ещё жив? Джим уже больше не знал. Всё, кроме его мыслей, перестало иметь значение. Наверное, было бы лучше, если бы его никогда не существовало…
Так продолжалось пока однажды о чувствах не напомнил укус Майтьены. Боль была знакомой, но теперь казалась совсем другой. Приятное разнообразие. Если в первый раз с тем Мачоком боль ярко связалась у Джима с чем-то, чего он точно хотел избегать, то в этот раз он неожиданно понял, что она была нужна ему, тормошила, растряхивала от апатии. Он зацепился за это спасение от гнетущих мыслей и… больше не мог, не хотел останавливаться. Всё, что угодно, лишь только больше не думать о своих ошибках, больше не страдать. Мысли и сожаления, которыми он не мог поделиться, не находили выхода и начинали бродить внутри. Смерть виделась единственным выходом как-то это остановить. Но Джим был всё ещё слишком трусом, чтобы причинять себе боль самостоятельно, поэтому человек заставлял это делать других. Шахматист провоцировал всех подряд, в особенности самых опасных покемонов, потому что у них лучше всего получалось заставить его отвлечься и забыть о пустоте внутри. И самую малость он даже надеялся, что одна из таких встреч оборвёт его мучения.
Удивительно, но чем глубже он погружался в отчаяние, желая использовать всё до конца и стереть себя из существования, тем больше открывал самых необычных резервов. Однажды, практически на грани помешательства Джим открыл состояние, за которым устал до такой степени, что кончившиеся силы неожиданно появлялись вновь. Он даже чувствовал себя быстрее, сильнее! Даже мрачные мысли на какое-то время отступали, позволяя ему сориентироваться. Такого эффекта он совершенно не ожидал. Это казалось настоящим волшебством. Кто знал, что человек так умеет!
Но волшебство было недолгим. Всё, что на самом деле происходило за этой гранью – так это что адреналина становилось так много, что чувства полностью отключались. «Волшебство» было обычным фокусом, в котором волшебник проскальзывает в потайную дверку, чтобы появится за ширмой с другой стороны, пока помощник отвлекает толпу. Его боль, усталость и все накопленные повреждения никуда не исчезали – он просто переставал их замечать. Опустошённого, озлобленного и душившего себя за слабость и беспомощность человека, это внезапное чувство успокоения опьяняло. Жить без боли казалось сказкой… пока он не просыпался снова в больнице, едва дыша. Хотя со временем ему становилось лучше, после каждого такого «фокуса» лечение затягивалось дольше и дольше. Не требовалось докторской степени, чтобы понять, что с этим приёмом явно было что-то очень сильно не так. Использовать адреналин таким образом длительное время несло сокрушительные последствия. Его ресурсы не успевали восполняться. Тело буквально разваливалось и стачивалось изнутри. Но Джиму было без разницы. Эти яркие моменты были самыми лучшими в его бессмысленной жизни! Даже зная, что за свободу от боли была чудовищная цена, он не хотел останавливаться. Когда-нибудь ему придётся за всё это заплатить, да? Оставалось только надеяться, что его жизнь оборвётся на самом ярком моменте, чтобы не пришлось потом видеть цену. Вот тогда бы, пожалуй, он уж точно ни о чём не жалел. Но чтобы получить столько адреналина, нужно было сделать что-то действительно немыслимое и совершенно смертельное. Нужно было… найти такого сильного покемона, который бы заставил его использовать всё, что Джим умел, без остатка, чтобы достичь этого блаженного состояния… и исчезнуть.
И тогда Джим случайно встретил Мьюту. Но путь обратно к желанию жить - это уже совсем другая история.
С каждым из друзей шахматист чувствовал особую связь. Узор с Зигзагуном представлялся ему удивительной симметрией. Иногда даже казалось, что они соглашались друг с другом без слов, настолько похожими были их мысли, ценности и впечатления. Вместе они образовывали изящную симметричную. Возможно поэтому Джим доверял ему как самому себе.
Узор же с Мьюту представлялся герою не менее удивительным, но его красота была утончённей простой симметрии. Взгляды друзей зачастую складывались полностью противоположными, но при этом всё равно гармонично дополняли друг друга, как кусочки мозаики, как Инь и Янь. Возможно поэтому Джим видел мутанта больше своим наставником, так как ему было чему у него поучиться. Мьюту вдохновлял его, подталкивал путника тянуться к тому, чтобы быть таким же свободным и целеустремлённым. Этого ему всегда не хватало, когда сомнения, страхи и желание всё-всё предусмотреть не давали вовремя принимать важные решения. Чтобы не жить в сожалениях, нужно было просто делать то, что ты хочешь и не оглядываться. И хотя эта простая истина с виду казалась легко выполнимой, на практике всегда отвлекала масса вещей. Бесконечные сомнения, переигрывание как ещё можно было бы поступить, жалость к противникам и желание взвесить всё в мире, чтобы принять самое взвешенное, самое правильное для всех решение.
Иногда, если жизнь на тебя нападает, нужно просто дать сдачи. Взвесить всё в мире не только невозможно, но и не нужно, когда нужно действовать. К этому героя двигал мысленный образ Мьюту. Если представить за спиной натренированного всемогущего супер-мутанта, действовать решительнее становилось не так страшно!
---------------
Пользуясь тем, что он уже делал шаг назад, путник попытался незаметно вытащить спрятанную за плечом руку и поймать лапу покемона, пока тот не видел движение, а затем толкнуть его дальше, чтобы окончательно лишить равновесия и свалить.